Очкарик вздохнул, но на мою провокацию не поддался. Разговор не поддержал. Хитёр-бобёр. Однако я не собирался так просто сдаваться.

— А какое отношение имеет лингвистика к лечению детей, страдающих детским церебральным параличом? — спросил я.

— Просто лингвистика — никакого, — ответил Русик. — Однако область моих научных интересов — структурная и математическая лингвистика.

Ага. Он думает — я лыком шит? Напустит научного тумана, и я заткнусь? Как бы не так…

— Значит, моя жена собирает для вас данные, а вы их обрабатываете. Вероятно — с использованием компьютера, — произнес я.

Лингвист хмыкнул.

— В общем — да.

— Осталось лишь понять, источником каких именно данных для структурного лингвистического анализа может быть больной ребенок? Все это напоминает научную фантастику, но в чудеса я не верю. Не бывает их. Хотя, не чудо ли, мое перемещение о времени?

Русик покачал головой, но смотрел прямо перед собой. Помолчав минут пять, он заговорил, опять съехав на «вы»:

— Вы, несомненно, более эрудированы, чем хотите казаться… И, тем не менее, даже простейший анализ ваших высказываний говорит о том, что сведения ваши весьма поверхностны.

— Не спорю! — откликнулся я. — Набрался по верхам, то ли в «Технике — молодежи», то ли в «Знании — силе»…

— Вот и я о том! — подхватил он. — И если уж вас так интересует этот вопрос… Есть мнение, что речевые нарушения у детей, страдающих не только ДЦП, но и другими отклонениями психофизического развития, не случайны. Они глубоко связаны с происходящими в их мозге процессами… И если мы эти процессы поймем, кто знает, может быть, нам удастся найти ключ к природе этих нарушений…

— Короче — найти способ их лечения?

— В конечном счете — да!

— Что ж, благородная цель, — пробормотал я. — Только почему — тайно?

— А вы представьте себе общество, граждане которого не страдают ДЦП, аутизмом, даунизмом, олигофренией — и прочими нарушениями развития?.. — увлекшись, воскликнул Русик. — Это же будет настоящий рывок в будущее!.. Мы ведь не знаем, какие интеллектуальные возможности остаются нераскрытыми, просто из-за неудачной рекомбинации генов?..

— Так это же гены! — проговорил я. — Разве ж можно дауна сделать — не дауном, а олигофрена — не олигофреном?

— Соматически — нет, а вот психически, вполне возможно, — ответил лингвист. — Мы уже почти приехали… Какие будут дальнейшие указания?

— Припаркуй где-нибудь свою колымагу и за мной! — скомандовал я на правах старшего.

Очкарик возражать не стал. Он отыскал свободное место, где можно приткнуть тачку и мы поспешили к центральному входу в гостиничный вестибюль. Швейцар окинул нас оценивающим взглядом, но пропустил. Мы подошли к стойке администратора. За нею сидела дама симпатичной наружности, взгляд которой при этом был тяжек, как свинец.

— Мы в пятьсот двенадцатый номер, — сказал я ей. — Вас должны были предупредить.

— Да-да, — проговорила она, поднялась и вышла из-за стойки. — Пойдемте, я вас провожу.

Под ее предводительством, мы с Русиком дошли до лифта, втиснулись в кабинку, вышли на пятом этаже.

— Вон там пятьсот двенадцатый, — сказала администратор и добавила, обращаясь к дежурной по этажу, которая спешила навстречу: — Люба, эти товарищи по делу…

Дежурная кивнула, вид у нее при этом был испуганный. Наверное, испугалась, что начальство пожаловало. Я прибавил шагу. Женщины ретировались, а я, опередив Русика, двинулся в указанном направлении. Добравшись до двери с цифрой «512», рванул ручку на себя и услышал:

— Стой! Не двигайся!

Если вам понравилась книга, наградите автора лайком и донатом: https://author.today/work/316480

«ФИЗРУК 4» https://author.today/work/330938